ЗАСТАВА ГЕРОЕВ
«СНИМАЙ, ДИМА! ВСЁ СНИМАЙ! ЭТО ВСЕ ДОЛЖНЫ УВИДЕТЬ...»
Тридцать лет назад в районе кишлака Саригор на таджикско-афганской границе наши пограничники совершили подвиг. Более одиннадцати часов они вели неравный бой со значительно превосходящими силами афганских моджахедов.
Тогда погибли двадцать пять героев. Восемнадцать израненных, но не сломленных бойцов вышли к своим. Лейтенант Андрей Мерзликин доложил начальнику погранотряда: «Товарищ подполковник, личный состав двенадцатой заставы, оставшийся в живых, находится перед вами…»
С тех пор видео, снятое мной 13 июля 1993 года, посмотрели миллионы зрителей по всему миру. Эти кадры были включены в новостные выпуски ведущих телекомпаний. Они размещены на десятках сайтов, вошли в документальные и художественные фильмы. Обычно такая хроникальная вставка поясняется краткой ремаркой — «уникальные кадры, снятые военным кинооператором».
Через объектив своей репортажной видеокамеры я увидел события, которые сегодня без всяких оговорок стали историей. Много лет дружу с героями 12-й заставы. Понял многие вещи, которые для кого-то до наших дней остаются загадкой.
Спустя три десятилетия хочу рассказать о том, что я увидел своими глазами в 1993 году на границе с Афганистаном.
ИЗРАНЕННАЯ КРЕПОСТЬ
В середине июня 1993 года я и мой товарищ Александр Зданович находились в командировке в Республике Таджикистан. В то время мы были сотрудниками Центра общественных связей Министерства безопасности России. Пограничники попросили подготовить материалы о работе Группы российских погранвойск в Таджикистане для телевидения и центральных российских СМИ.
Мы остановили свой выбор на 11-й заставе «Баг» Московского погранотряда. В июне 1993 года это подразделение было самым воюющим на всем участке таджикско-афганской границы.
Ежедневные минометные обстрелы были хоть и раздражающей, но не главной неприятностью которую «вовчики» (так во время гражданской войны называли исламских боевиков-ваххабитов, сторонников таджикской оппозиции) доставляли нашим ребятам.
Частенько 11-я застава «Баг» попадала под пулеметный огонь моджахедов из соседнего Афганистана. В этом случае для того, чтобы открыть ответный огонь, нужно было получить множество начальственных санкций вплоть до согласования ответных действий с Москвой. Жизненный опыт показывал, что на эти доклады уходило драгоценное в боевой обстановке время. Самые отчаянные и дерзкие офицеры порой шли на военную хитрость и докладывали о случившемся лишь после того, как огневая точка противника была подавлена ответным огнем.
Серьезные боестолкновения на участке 11-й заставы происходили примерно раз в десять дней. Оборона была организована самым тщательным образом. На господствующих высотах наши друзья-офицеры десантно-штурмовой группы Московского отряда Николай Фархутдинов и Дмитрий Разумовский (тот самый, что геройски погибнет в Беслане) организовали опорные пункты с окопами в человеческий рост, накрытыми листами металлического профиля.
На самой заставе постоянно дежурили танк из 201-й дивизии и минометная батарея из Московского погранотряда.
Здание заставы было изрешечено осколками, крыша проломлена от попадания мин. Несмотря на все нападки врагов, эта маленькая, израненная крепость выстояла. Не сговариваясь, мы решили назвать наш новый материал «Заграничные заставы».
«ЛЯЛЬКА»
В эту командировку я взял новую портативную видеокамеру «видео-8». При переездах на броне я укутывал ее в несколько слоев плотной ткани, затем помещал в крепкий полиэтиленовый мешок, в котором было аккуратно прорезано отверстие для объектива. Только так можно было защитить хрупкую аппаратуру от всепроникающей дорожной пыли.
Во время движения по каменистым горным дорогам камеру приходилось нянчить, нежно держать в руках. Аккумуляторы, кассеты, портативный свет и микрофон я прятал в многочисленных карманах своего камуфляжа.
Мы жили с пограничниками общими заботами и тревогами. Съемки носили репортажный характер, и воспринимались как обычное дело, как фото на память в свободную минуту.
Пафосных текстов перед объективом никто не произносил. Мы снимали жизнь, как она есть. Мой тезка, острый на язык начальник 11-й заставы Дима Бусурин, посмеивался надо мной, когда я приходил с границы, бережно, как младенца, держа на руках тщательно закутанную камеру.
— Опять свою ляльку нянчил?
— Она капризная. Привыкла к рукам. Никак без меня не может, — отшучивался я.
«ГЕРМАНЦЫ»
25 мая 1993 года между Россией и Таджикистаном было подписано соглашение «О правовом статусе погранвойск РФ, находящихся на территории РТ». Этим документом Таджикистан делегировал полномочия по охране границы с Афганистаном пограничным войскам России.
Летом 1993-го в наших погранвойсках был острый кадровый голод. После распада Советского Союза призыв на срочную службу резко сократился. Порой подразделения были укомплектованы личным составом лишь на сорок процентов.
В Группе российских погранвойск в Таджикистане проблему нехватки кадров решали, призывая на срочную службу таджикскую молодежь (об этом удалось договориться с властями республики).
Надежды на контрактников из России быстро иссякли. На границу устремился поток странных личностей, которых ничего, кроме денег и выпивки, не интересовало.
Деньги очень быстро заканчивались, и «Ванька-война», никем непонятый, неожиданно уезжал домой, так и не приступив к выполнению тяжелой воинской службы.
Неожиданно подкрепление прибыло на таджикско-афганскую границу из Германии. Как раз в этот период шла активная фаза вывода войск из ЗГВ. На душанбинском аэродроме стали один за другим приземляться транспортные самолеты, из которых выходили слегка ошарашенные солдаты, одетые в военную форму различных родов войск.
Пограничникам отдали, в первую очередь, сорвиголов и бузотеров, с которыми собственные командиры хлебнули лиха. Парням сказали, что их командируют в Россию для охраны особо важного стратегического объекта.
Пополнение быстро переодели в пограничный камуфляж и распределили по отрядам. Кто-то в шутку прозвал приехавших на границу «германцами».
Новички быстро освоились на границе. Многих из них отобрали для службы в десантно-штурмовых заставах Московского отряда.
Начальники застав, капитан Фархутдинов и старший лейтенант Разумовский хорошо отзывались о «германцах». Что касается особенностей биографий прибывших солдат, то на это никто внимания не обращал.
Боевая подготовка занимала практически все свободное время. Все было подчинено законам войны, которые не терпят слабости духа и не прощают расхлябанности и непродуманных решений.
Сержант Юрий Кологреев писал в феврале 1993-го в далекую Ульяновскую область: «Здравствуй дорогой Папа! Привет из Таджикистана. Пишет тебе твой сын Юра. Шесть месяцев осталось до моего приказа. Ничего. Дотерпим. В погранвойсках служба идет лучше, чем в Германии.
Офицеров здесь всего двое. Нормальные мужики. Ходим в РПГ. Один раз взяли 19 афганцев, которые мыли золото. Привели на заставу…»
Через пять месяцев Кологреев геройски погибнет на 12-й заставе в бою с бандитами. Его удостоили ордена «За личное мужество». Посмертно.
По своему национальному составу российские пограничные отряды в Таджикистане стали очень напоминать Советскую Армию. Здесь можно было встретить украинцев, белорусов, узбеков, таджиков, лезгин и солдат множества других национальностей. 12-я застава Московского отряда исключением из сложившегося порядка не была.
СЕРГЕЙ, ВАНЯ, МИРБАКО И ДРУГИЕ
Среди оставшихся в живых бойцов 12-й заставы мне особенно запомнился русский парень крепкого телосложения с нательным крестиком на шее. Когда я снимал строй плачущих после выхода из боя солдат, невольно обратил на него внимание.
В строю гордо стоял высокий статный парень с усами, лет двадцати пяти на вид. Слез на его глазах не было. Он старался как-то поддержать своих израненных и контуженых товарищей. Говорил им, что все уже позади, хотя на слова был весьма скуп: «Нормально все, пацаны! Все… Вышли к своим…»
Позже я узнал, что это сержант-срочник Сергей Евланов. Солдаты дали ему прозвище «Железный Евлан» за необычайную силу и суровый характер. Оказалось, что Сергей получил в бою под Саригором тяжелое ранение, но не показывал вида, что держится на ногах из последних сил. Сегодня он — Герой России.
Родом Евланов из-под Кургана. Окончил ПТУ в рабочем поселке Варгаши. Учился на механизатора. Был чемпионом области по боксу среди учащихся профтехучилищ.
В декабре 1991 года Сергея призвали в погранвойска. На заставу «Саригор» он приехал после окончания школы сержантов примерно за год до трагедии.
Первый подробный рассказ участника боя я услышал 15 июля 1993 года в душанбинском госпитале от брата погибшего начальника 12-й заставы Михаила Майбороды, Ивана.
Ваня был очень возбужден. Меньше двух суток прошло с окончания боя. Снимали интервью во дворе госпиталя. Мы не хотели мешать ребятам приходить в себя после страшных потрясений.
Майборода вышел к нам в синей госпитальной пижаме. Изорванную и опаленную огнем форму у ребят забрали в приемном покое. Сказали, что при выписке выдадут все новое.
Иван Майборода, как и его брат Михаил, родился в Алма-Ате. Осенью 1993-го он ждал повестку из военкомата. Служить не возражал, но ему очень хотелось быть солдатом российской армии.
В письмах старшему сыну Михаилу мать рассказывала, что Ванечка отбивается от рук. В казахскую армию идти не хочет, связался с плохой компанией, стал поздно приходить домой.
После раздумий Михаил решил вызвать брата к себе в Таджикистан. Получив прописку в Московском погранотряде, Иван смог бы на общих основаниях в осенний призыв пойти служить в российские пограничные войска.
Михаил разместил брата на заставе вместе с собой, но это продолжалось недолго. Вскоре Иван взмолился. Упросил брата поселить его в казарму, чтобы жить, как рядовой пограничник, без всяких льгот и привилегий.
Младшему Майбороде нашли комплект полевой формы, и он под присмотром сурового сержанта Евланова стал познавать все премудрости пограничной службы.
Сперва Ивана привлекали лишь к хозяйственным нарядам. Парень очень быстро освоился, и вскоре стал вместе с опытными пограничниками ходить в наряды по охране границы, как стажер.
Весть о том, что на 12-й появился неучтенный новобранец, быстро дошла до отрядного начальства. Михаила немного пропесочили для порядка, но в итоге решили оставить все как есть до призывной кампании, чтобы оформить по закону.
Ваня мысленно был еще на заставе. Говорил очень нервно, порой срываясь на крик. Когда речь заходила о погибшем брате Михаиле, на глазах у парня выступали слезы, и он начинал причитать:
— Я буду мстить… Я их убивать буду… Я буду воевать в ДШ… Только в ДШ…
Несмотря на то, что эмоции зашкаливали, Ваня не терял логику повествования. Рассказал о том, как приехал на заставу, про подвиг погибшего рядового Борина, как героически сражался с бандитами Железный Евлан, про кинолога Елизарова, которому изверги отрезали голову.
За тридцать лет, прошедшие с тех памятных дней, я запомнил этот рассказ, как самый подробный и искренний из тех, что мне довелось услышать в дальнейшем.
Я впервые узнал про подвиг Мирбако Додоколонова — молодого солдата, призванного из Таджикистана.
— Додоколонов… Ему Героя надо давать… Если бы не он, нам всем хана…
Мирбако не прослужил на заставе и двух месяцев. Девятнадцатилетний парень пришел в российские погранвойска после окончания ПТУ. Он выучился на телемастера. Профессия в родном кишлаке редкая и уважаемая. Русским языком он владел с большим трудом. Все понимали, что это поправимо. Дело времени.
Отличительной чертой молодого солдата был загар в форме майки, которую рядовой Додоколонов не снимал даже в самую сильную жару.
Атлетическим телосложением Мирбако не отличался. Вскоре к нему прилипло прозвище Додик. Ничего обидного и унизительного в этом не было. Почти у каждого на заставе был свой «позывной», как правило, происходящий от сокращения фамилии. Исключение составлял лишь начальник заставы Михаил Майборода. Подчиненные негласно наградили его уважительным титулом «Патрон».
13 июля в разгар боя у пограничников стали заканчиваться боеприпасы. Ситуация была критической. Защитники заставы несколько раз пытались прорваться к ДОСу. Там у лейтенанта Андрея Мерзликина хранился резерв для проведения учебных стрельб.
Плотным огнем бандиты прижимали наших ребят к земле. Рядовой Додоколонов оказался единственным, кому удалось добраться до заветной цели. Считанные минуты его отсутствия показались защитникам заставы вечностью. Все решили, что Мирбако погиб.
Вдруг неожиданно в окопе появился с цинком автоматных патронов в руках запыхавшийся, перепачканный гарью Додик. Удивлению и радости солдат не было предела. Пограничники молниеносно снарядили пустые магазины автоматов. Сражение вспыхнуло с новой силой.
НАКАНУНЕ
7 июля мы получили задание выехать на 8-ю заставу Пянджского отряда. Это место находилось неподалеку от 12-й заставы Московского отряда. Оказалось, что пограничники заманили в засаду бандитский караван.
Командование группы российских пограничных войск решило зримо продемонстрировать местной общественности успехи в деле охраны границы с Афганистаном. По приказу начальства была организована выставка, где были представлены вещественные доказательства разгрома банды.
На плацу пограничники расстелили брезентовые полотна, на которых были разложены горы трофейного оружия, портативные радиостанции, взрывчатка.
Неподалеку лежали на отдельном брезенте убитые в этом бою моджахеды. Это были мужчины на вид от шестнадцати до сорока лет. Я насчитал около двадцати тел. Многие были обезображены от взрывов и пуль. Картина получилась жутковатая.
На мероприятие приехали журналисты местных газет. Для них ничего удивительного не произошло. Обычные будни гражданской войны.
В начале июля на 12-ю заставу приходил представитель афганской стороны по имени Шабоз. Предлагал совместно охранять границу от «вовчиков» (ваххабитов). Эту странную идею никто всерьез не рассматривал. Вскоре пограничники зафиксировали, что за заставой ведется скрытое наблюдение.
В воскресенье 11 июля (за два дня до трагедии) на заставу приехал комендант. Он увидел, что в окопах по периметру заставы разложены боеприпасы. На войне так поступают в боевых условиях, ожидая внезапного нападения врага. Офицер приказал «срочно навести образцовый порядок», убрать все на склад. Все было незамедлительно исполнено.
Герой России Андрей Мерзликин через много лет рассказал мне о других странных событиях, которые происходили на заставе в первой половине июля 1993 года.
— У меня на складе АТВ жила кобра. Я разбавлял сухое молоко и из блюдечка подкармливал ее. Неожиданно она куда-то пропала. Еще на заставе жил варан по прозвищу Шурик. Убежал. Даже крысы исчезли.
За сутки до нападения вся живность покинула 12-ю заставу. Молодой офицер не придавал всему этому никого значения. Занимался с солдатами боевой и политической подготовкой, укреплял и обустраивал родную заставу.
Ни Михаил, ни Андрей, ни солдаты-срочники не догадывались, что скоро произойдут главные события в их жизни.
«ПРЯМО ПО ЗАСТАВЕ БЕЙТЕ…»
Рано утром 13 июля мы с Александром Здановичем должны были вылететь в Москву. В гостиницу за нами приехал встревоженный офицер, который рассказал нам, что на участке 12-й заставы произошел прорыв границы. Идет бой. Связи с пограничниками нет. На выручку нашим идет группа разблокирования под командованием начальника отряда Василия Масюка.
По словам офицера, в ближайшее время из аэропорта на место событий должен вылететь вертолет с врачами из пограничного госпиталя.
Мы поехали на вертолетную площадку, где встретили ожидающего борт военного доктора Дмитрия Конева. С ним нам не раз приходилось встречаться на границе.
Первоклассный хирург, старший лейтенант Конев при необходимости мог быть полноценной боевой единицей. Он — герой одного из снятых нами материалов.
Пилот прилетевшего вертолета строго поинтересовался, включены ли мы со Здановичем в полетный лист. Мой коллега сделал суровое лицо.
— Все после, командир. У меня приказ командующего лететь твоим бортом. Если хочешь, позвоню ему с КДП, дам тебе трубочку.
Доктор Конев принял нашу игру и убедительно кивал головой в знак подтверждения.
Летчик поверил нам. Вертолет взял курс на 13-ю заставу «Иол», что примерно в двадцати пяти километрах от Саригора.
На «Иоле» было оживленно. Около заставы стояли группы вооруженных таджиков в гражданской одежде. Они что-то обсуждали между собой, размахивали руками. Это были местные охотники.
Неожиданно мы услышали шум приближающейся колонны. Это была подмога из Московского отряда во главе с подполковником Масюком.
С Василием Кирилловичем у нас за время командировок сложились очень хорошие отношения. Совсем недавно он провожал нас из отряда в Москву и желал счастливой дороги.
Я понял, что мы стали свидетелями очень важных событий. Старался снимать длинными планами, чтобы ничего не упустить. Лишь бы хватило пленки и аккумуляторов!
Моя портативная камера оказалась очень удобной. Это позволяло быть в гуще событий и в то же время никому не мешать.
По команде Масюка десант разделился на группы. Часть осталась на броне. В их задачу входило продвижение колонной в сторону заставы по мере разминирования.
Лица солдат были как-то по-особенному сосредоточены и напряжены. Бойцы ДШМГ должны были идти по горам, сбивая засады душманов с господствующих высот. Остальные силы по замыслу командира должны были двигаться следом.
Я подробно фиксировал каждый этап операции. Очень боялся упустить что-нибудь важное.
В воздухе стоял смрад. Небо стало грязно-серым. От выстрелов и разрывов загорелась высохшая под палящим солнцем трава. Горы мгновенно почернели.
Вдруг мы увидели издалека группу оборванных, окровавленных людей. Они махали нам руками, подавали какие-то знаки. Масюк ускорился и стал спускаться к ним по склону. Я едва поспевал за ним, чувствовал, что должно произойти очень важное событие.
— Врача сюда, быстро, — на ходу отдавал приказания командир.
От группы тяжелораненых, едва державшихся от усталости на ногах пограничников, к Масюку направился человек в изорванном камуфляже.
— Застава, равняйсь! Застава, смирно! Товарищ подполковник, личный состав 12-й заставы, оставшийся в живых, находится перед вами. Заместитель начальника заставы лейтенант Мерзликин.
Строй вздрогнул, и взрослые парни в солдатском камуфляже зарыдали в голос, как дети. Ничего подобного по накалу эмоций я за всю свою жизнь никогда больше не видел.
В глазах израненных солдат-пограничников в этот момент были и радость от встречи своих, и горечь по погибшим в бою товарищам, и удивление от того, что им все-таки удалось выбраться из кромешного ада.
Мерзликин был контужен. Он заикался, говорил громко, хотел рассказать командиру как можно больше.
— Бейте по заставе… Прямо по заставе бейте… Там духи…
Андрей пытался рассказать подробности боя, но понять его становилось все труднее. Тяжелая контузия давала о себе знать.
— Борин… Рядовой Борин… В него граната попала… А он стреляет…
Сергею Борину оставалось служить всего четыре месяца. Через много лет я случайно увидел письмо, написанное им в родной Ижевск в начале службы:
«…На заставе нас всего 38 человек. Коллектив дружный. Все парни нормальные. Частенько ходим в наряды. Горы здесь красивые, но ходить по ним очень тяжело. Устаешь так, что на заставу одни уши приходят да полста кг, которые на них висят, не считая боеприпасов и автомата…»
Правда, не похоже на откровения супермена?
Обычный русский парень. Ему присвоили звание Героя России. Посмертно.
ТЯЖЁЛЫЙ БОЙ
Отряд продвигался медленно. На дороге были обнаружены несколько фугасов. Один раз прилетала пара «горбатых» и отработала по противнику реактивными снарядами.
В горах трудно определить истинное расстояние. С одной из высот, с которой только что десантно-штурмовая группа капитана Басманова выбила бандитов, я увидел через длиннофокусную оптику здание заставы. Оно еще не было охвачено огнем.
Казалось, еще одно усилие, и мы войдем на Саригор. Это была иллюзия. Мы добрались до цели только к вечеру.
При отступлении душманы подожгли казарму. Все было объято огнем. Рвались боеприпасы. В отсветах языков пламени у входа на заставу мы увидели первых погибших. Двое пограничников лежали на камнях около развернутого АГС. В одном из них Масюк сразу узнал начальника заставы Михаила Майбороду.
— Эх, Миша… Я ж тебя только два дня назад с 25-летием поздравлял…
Передвигаться по территории заставы ночью было крайне опасно. Осмотр заставы Василий Кириллович начал часа в четыре утра, когда начало светать. У него еще оставалась маленькая надежда, что масштабы случившейся трагедии не столь велики.
Я шел следом за ним. Знал по опыту, что в такие моменты нужно снимать, не выключая камеры. Каждая мелочь может в таких случаях оказаться важной.
Стали попадаться убитые. Видно было, что бой был очень тяжелым, кругом валялись стреляные гильзы.
Боевики, уходя с заставы, на всякий случай сделали грязную работу. Все погибшие были добиты контрольным выстрелом в голову. Стреляли даже в мертвых.
Масюк стиснул зубы и обернулся в мою сторону:
— Снимай, Дима! Все снимай! Это все должны увидеть…
«ЧЁРНЫЙ ТЮЛЬПАН»
15 июля мы были в Душанбе. Готовились к отъезду домой. С утра нас вызвал начальник разведки погранвойск Александр Александрович Беспалов. Он срочно прилетел из Москвы в составе большой комиссии. Приказал показать отснятое. Я дал ему камеру и наушники.
Генерал был первым зрителем нашего материала. Время от времени он ставил камеру на паузу и просил пояснений. Мы, как могли, рассказывали про обстрелы, про фугасы на дороге, про связь, которая в горах работает отвратительно. Про все, что увидели своими глазами.
Александр Александрович очень переживал случившуюся в горах трагедию. Лицо его стало серым, а взгляд каким-то отрешенным. Было понятно, что будут сделаны очень серьезные выводы.
Летели домой пограничным транспортным Ил-76. В девяностые эти воздушные трудяги использовались для пассажирских перевозок пограничников и их семей в Россию.
Я заранее упаковал свою «ляльку» в дорожную сумку. Несмотря на все мои предосторожности, камера во время съемок все же забилась песком и пылью. Решил больше ее не трогать, чтобы не испортить свой любимый инструмент.
Под палящим солнцем мы стояли на летном поле и покорно ждали, когда экипаж пригласит нас на посадку. Среди улетающих было много семей отпускников с маленькими детьми. На жаре малыши капризничали, их родители нервничали.
Вдруг из глубины самолета вышел православный священник в полном облачении. Моему удивлению не было предела. Для охваченного гражданской войной Таджикистана это было очень непривычно.
— Батюшка ребят с 12-й отпевал… Мы «двухсотых» повезем… «Черный тюльпан»… — услышал я за спиной чей-то голос.
До сих пор не могу простить себе, что не сумел запечатлеть этот печальный эпизод фронтовой жизни.
До Москвы летели молча. Каждый думал о своем. Сквозь ровный гул моторов слышался плач уставших от полета детей. «Чёрный тюльпан» вез павших героев домой.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
До деревни Ибредь Шиловского района Рязанской области из Москвы шесть часов пути на автомобиле. Жители столицы добираются сюда очень редко. Туристических мест поблизости нет. Обычная российская глубинка.
Год назад здесь случилось очень важное событие. Открыли памятник герою 12-й заставы Игорю Филькину. В его честь назвали и место, где поставили памятник. Теперь это площадь Игоря Филькина.
Герой родился в Ибреди. Здесь учился. Пошел работать на местный завод. В 1991-м отсюда уходил служить в погранвойска. В 1993-м всей деревней хоронили пограничника в райцентре, соседнем селе Шилово.
Деньги на памятник собирали всем миром. Набрали, сколько получилось. Для того, чтобы пригласить именитого скульптора, было явно маловато.
Нелегкий авторский труд взял на себя местный священник отец Владимир. Получилось очень хорошо, с особой душевной теплотой.
Когда памятник торжественно открывали, батюшка очень волновался:
— Таких дней в моей жизни можно по пальцам пересчитать… Венчание с женой… Рождение сына… Теперь вот ещё этот памятник… Ради этого стоит жить.
P. S.
Сегодня границу с Афганистаном охраняют таджикские пограничники. Они помнят подвиг наших ребят.
Застава имени Двадцати пяти героев построена на горе неподалеку от кишлака Саригор.
На территории — сад из двадцати пяти деревьев и памятная доска с именами героев. Там всегда цветы.